В окопах Цареграда

Премьера краткого фильма архимандрита Тихона произвела эффект глубоководного взрыва. Фильм показали, обсудили, часть неумолкающих глоток его облаяла, и, казалось, всё должно вернуться на круги своя. Но тема не отпускает. Общество взволновано. Глубинные колебания всё еще продолжаются. Из-под толщи слышны и гулы, и дальние какие-то перезвоны…

Вероятно, отец-настоятель легчайшим прикосновением длани своей надавил на тайный рычаг, и вслед за этим медленно двинулись с места, как тяжелые плиты, массивы смыслов и стереотипов. Поползла вся громоздкая архитектура общественного сознания.

Почему так случилось? Прежде чем попытаться ответить, всё же подумаем: чем является эта работа по существу, на самом деле.

Слишком уж много самых разных претензий к отцу Тихону предъявляется с разных сторон.

Итак, перед нами — безусловно, не историческое кино. Это не краткий экскурс в историю Средних веков. Не академическое пособие для начинающих медиевистов. Да и с чего бы батюшке вдруг начать заниматься производством научно-популярных фильмов?

Этот фильм, конечно же, и не политический памфлет, не агитка. Многие, чувствуя заостренный идеологический срез повествования, поторопились обвинить отца Тихона в какой-то чуть ли не предвыборной агитации. Но тогда за какую партию, за какого кандидата ратует архимандрит? Нет этого кандидата в бюллетенях для голосования и партийных списках!

Кто знает, быть может, руководство канала "Россия" и рассчитывало на какие-то желательные, по их мнению, электоральные последствия. Однако сам по себе фильм не содержит и толики политической ангажированности. При том, что идейная, смысловая направленность фильма очевидна и несомненна.

Дело в том, что многих сбил с толку язык картины. Многие не смогли увидеть за телевизионным рассказом, наглядным и динамичным, наполненным современной политологической терминологией, традиционный жанр послания духовного лица властителям.

А по сути, фильм отца Тихона — укорененная в русской духовной традиции форма увещевания власть имущих при помощи метафорически точного и зримого сходства Московской Руси с Царством Нового Рима.

Письмо псковского старца Филофея к Великому князю Василию, обращение митрополита Московского и всея Руси Макария к молодому Ивану Грозному, патриаршие послания Никона к царю Алексею Михаиловичу — все они содержали в себе некий знаменательный и важный "византийский урок".

Вообще, мысль о том, что история может кого-то чему-то научить, яростно отрицается гуманистической культурой. История отдана на откуп историкам, которые, используя так называемый критический метод, заняты "глубинным бурением" прошлого.

И каждый сидит на своем маленьком прииске, процеживает мертвую породу разнородных — подтвержденных и не очень — фактов.

Прозрачный художественный символизм, явленный в работе отца Тихона, отсылает к "Слову о полку Игореве", в котором история предстает не как пыльный склад, кладбище навсегда ушедших событий, но как незаменимое орудие жизни, как бесценный опыт, как инструмент знания о человеке и о Боге.

Именно эту, еще одну вполне забытую традицию, воскрешает премьера фильма "Гибель империи. Византийский урок"…

Но теперь по существу. Причин, по которым фильм Тихона так значим и так уже известен несколько.

Первая заключена в том, что прямая и очевидная апелляция к Византии, подчеркивание особой ценности для России ее истории и опыта, возвращает нас в "правильную" систему координат, в которой только и может существовать наша великая континентальная держава.

Именно византийский контекст возвращает нас в режим "Москва — Третий Рим". А понимание Западной Европы как извращенной периферии, как царства заката, как территории великого отпадения — основа, квинтэссенция русской сакральной географии.

Эти знания — как и другие Великие реликвии — были тайно увезены нашими предками из захваченного крестоносцами Константинополя. "Греческая вера" и ромейское имперское сознание стали нашим достоянием, главным нашим сокровищем.

Сегодня — да и не только — гигантская махина мировой пропаганды пытается сделать из русских периферийное общество, выбить у нас из лап державу и скипетр, заразить сознание людей комплексами неполноценности и преклонения перед Западом. Западники всех времен и мастей склонны видеть в России неполноценную "недоцивилизованную" Европу. Рассказ о Византии создает иное видение проблемы Восток—Запад.

Любопытно: геополитика по Бжезинскому рекомендует воспринимать Россию как некую огромную черную дыру. Обходить ее стороной. Вычеркнуть из международного контекста. России как будто не существует… Восточно-Римская империя, стараниями "просветителей", была вычеркнута из исторического контекста. Само имя ее было затерто и извращено европейцами. Имя "Византия" — для Царства Нового Рима, это как "Московия" — для Советского Союза.

Упорное желание не замечать тысячелетнюю империю и великий город на Босфоре — характерная черта многих гуманистов и энциклопедистов Нового времени. Если они о так называемой Византии вспоминали, то лишь как о самом худшем из устройств, которые знало человечество. Нет необходимости приводить примеры брани и оскорблений, которые находились у духовных поводырей Европы для "позорной империи и гнезда заблуждений". Но основная стратегия гуманистической культуры в отношении Восточно-Римской империи — замалчивание. Фильм отца Тихона — это прорыв вековой блокады на уровне массового зрителя.

Доминирование Восточно-Римской цивилизации на стыке двух тысячелетий христианства иллюстрирует такой, например, факт: пресловутый западноевропейский Ренессанс был буквально экспортирован в из Константинополя.

Учитель Петрарки и Боккаччо калабрийский грек Варлаам "заразил" первых гуманистов греческим наследием. Между тем, сам Варлаам был лишь одним из учеников константинопольского мыслителя Феодора Метохита. Другой же ученик последнего был никем иным, как святым Григорием Паламой — родоначальником исихазма — ветви мистического православия. Началом Возрождения послужило эхо мощнейшей богословской и мировоззренческая полемики, которая шла в Константинополе между исихастами, неоплатониками и паганистами.

"Народы Европы, ныне столь просвещенные, жили несколько столетий назад в состоянии худшем, чем невежество, — писал Руссо. — Нужен был переворот, чтобы опять привести людей к здравому смыслу; и он пришел, наконец, с той стороны, с которой его меньше всего можно было ждать. Тупой мусульманин, этот извечный гонитель литературы — вот кто возродил её среди нас. С падением трона Константина обломки Древней Греции были перенесены в Италию…"

Но не обломками Древней Греции духовно жило Царство Нового Рима. Эта таинственная империя — праматерь Руси — являлась образом или, быть может, воплощением обещанного тысячелетнего Христова Цесарства на земле. И высшим правителем в Новом Риме почитался не цезарь, но сам Христос.

На лицевой стороне золотых монет при Юстиниане был отчеканен образ Христа, сопровожденный надписью на латинском языке: "Иисус Христос царь царей".

Изображение императора переместилось на оборотную сторону и было окружено надписью: "Государь Юстиниан, слуга Христа".

Отложенная вековая ненависть Запада к Византии как геополитическому сопернику, дающему пример имперской альтернативы западным, сиречь варварским, ценностям накладывалась на антихристианство, ставшее идейной закваской нынешней, гуманистической культуры.

Воспоминание о Византии, напоминание о Константинопольском престоле возрождает в сознании контур, образ, манящее видение Православной сверхдержавы. Этими византийскими царственными интонациями, интуитивно близкими любому русскому, были исполнены роспись кремлевских палат, магический декор строений позднего сталинизма.

Телевизионный экскурс по пределам и ярусам храма Святой Софии, который провел в облачении архимандрит Тихон, несмотря на очевидный трагизм ситуации — очищает и вдохновляет.

Откуда-то из детства выплывает незабвенный Ремизов с его перечнем бесчисленных цареградских ворот: "На три угла на семи холмах стоит царственный Новый Рим".

Всё это можно назвать романтикой, если бы за этими картинами не стояли века истории и пласты национального сознания.

Одним из самых важных и ценных уроков отца Тихона является появившаяся у многих уверенность, что Русская Православная Церковь умеет обратиться и к власти и к народу. И это, действительно, большой шаг вперед в великом деле строительства России.

Молодой интеллектуал Андрей Рогозянский на одном из патриотических сайтов высказывается об этом так: "То, что решился теперь заявить о.Тихон, я не побоюсь назвать манифестом мобилизации, идеей силы, которую сознательно, либо интуитивно нащупывает национальная, политическая и церковная, элита".

Всё верно. Влияние Православной Церкви в стране с каждым годом заметно нарастает. Не в последнюю очередь благодаря таким пастырям, как отец Тихон.