Храм и хлам

Телезима сезона 2007–2008-го проходит под знаком наместника Сретенского монастыря в Москве архимандрита Тихона (Шевкунова). Сначала миллионы телезрителей смогли впервые увидеть на экране живых старцев в фильме о. Тихона о Псково-Печорской обители. Трудно не согласиться с идеей этого фильма: любое прикосновение к образу старца, к его личности, даже посредством телеэкрана, может внутренне изменить человека. Зритель, привыкший судить о «РПЦ МП» по критическим газетным статейкам, может быть обескуражен таким образом Православия. А то, что сердце Православия именно здесь: в крошечных кельях, кроткой улыбке и ласково-властном слове таких старцев, как о. Иоанн (Крестьянкин), о. Серафим, о. Мелхиседек, – в этом фильм о. Тихона не оставляет ни малейших сомнений. В хронике, отснятой нынешним настоятелем Сретенского, а тогда – послушником Псково-Печорского монастыря более двадцати лет назад, – Русское Православие показано изнутри.

«Гибель империи. Византийский урок», напротив, предлагает взгляд извне на завершенную эпоху тысячелетнего православного Царства. История могущества и причины падения Империи ромеев не могут не вызывать интереса у наследников Византии. И потому это также взгляд, направленный в настоящее и будущее.

Византийский вектор Московской Руси очевиден для любого, кто мало-мальски знаком с историей. Все русские цари, начиная, по крайней мере, с Ивана III, так или иначе держались этого направления. Это относится как к Рюриковичам, находившимся с византийскими императорами в кровном родстве, так и к Романовым, которые компенсировали недостаток этой крови мощной православно-имперской политикой. Ведь, с точки зрения Запада, и Петр I, и «просвещенная» императрица Екатерина II – все равно «византийские» правители.

Византийская линия русской истории видимым образом пресекалась лишь дважды: во время Смуты XVII в. и революций 1917 г., вместе с царствующими родами. Но в обоих случаях была продолжена. Второй случай особенно показателен: кто бы мог подумать, что либеральная, а затем социалистическая революции, которые были призваны изменить русскую историю в корне, в конце концов приведут к власти правителя, в византизме своем могущего, пожалуй, дать фору иным коронованным особам. Этот факт, конечно, не оставлен о. Тихоном без внимания: «Исследования по византологии в нашей стране были возобновлены в 1943 году решением на самом высоком государственном уровне, по личному указанию Сталина. Казалось бы: 43-й год… что, не нашлось другого времени? Да нет, просто бывший семинарист Джугашвили наконец-то понял, у кого надо учиться истории».

Между тем после сталинского правления в русской истории наступили сумерки идентичности. Вот уже более полувека живущим в России людям не объясняют, кто они такие и зачем существуют на этой земле. После того как были окончательно сброшены изрядно поржавевшие, ветхие доспехи советского человека, мы чувствуем себя так, будто родились буквально вчера, чему в немалой степени способствует миф о «молодом государстве Российская Федерация». И все попытки восстановления исторической памяти как о стену разбиваются об этот миф.

Конечно, огромные силы в мировом масштабе, мягко говоря, не заинтересованы в опамятовании русского народа. О. Тихон, безусловно, прав, выявляя то, что можно было бы назвать «византийским архетипом» в сознании западных европейцев. По всей видимости, цивилизация, которая стала для нас «материнской», для Запада всегда была грозным и властным «отцом». Позволив врагам расправиться со Вторым Римом и, безусловно, в душе желая этого, Запад был крайне изумлен, увидев в начале XVI в. на восточных границах своих как бы чудом воскресшее Православное Царство, на которое и перенеслась его теперь удвоенная ненависть. «Мстительная ненависть Запада к Византии и к ее преемникам, совершенно необъяснимая даже для них самих, на каком-то глубочайшем генетическом уровне, как это ни парадоксально, продолжается до сих пор. Без понимания этого поразительного, но несомненного факта мы рискуем многого не понять не только в давно минувшей истории, но и в истории XX и даже XXI века», – констатирует о. Тихон в финале своего фильма.

Фильм о. Тихона подчеркнуто антизападнический. Запад представлен поистине в пугающем виде. Если в одной аллегорической пьесе Леонида Андреева есть персонаж по имени Некто в сером, зажигающий и тушащий свечу «жизни человека», то здесь действует Некто в черном плаще с кроваво-красной подкладкой и в белой венецианской маске с длинным клювом, напоминающей череп какой-то ископаемой птицы. Он то исполняет причудливый танец, то провоцирует драку на базаре, то правит византийской квадригой, держа вожжи алыми, словно выпачканными в крови перчатками, то рубит мясо, то кормит голубей на площади Святого Марка в Венеции… В этом странном персонаже в костюме Казановы есть что-то от средневековых изображений дьявола, и образ этот, даже чисто эстетически, действительно предельно чужд как византийскому, так и русскому миру.

Византия же у о. Тихона выступает тысячелетним царством Христа, главное сокровище которого – Вера, истинность которой убедительно и весьма наглядно проявлена в тех образах икон, храмовых строений, фрагментах фресок, которыми наполнен фильм. Запад, подобно сатане, сначала завидует этому великолепию, потом, пользуясь временной слабостью, вторгается в пределы Византии, насильничает, грабит, и вся новая цивилизация Запада тем самым оказывается основанной на гибели Второго Рима. Подобно Христу, Византия словно бы приносит себя в жертву наступающему порядку нового времени.

В фильме о. Тихона Византия жива, и ее гибель ощущается как гибель живого существа, душа которого вместе с четырьмя апокалиптическими животными покидает Константинополь. Одно из них, которое «имело лице, как человек» (Отк. 4, 7), оказывается в последних кадрах фильма прихожанином Сретенского монастыря, стоящего на службе в белоснежном стихаре.

Словно подтверждая правоту о. Тихона, «пятая колонна» – проекция ненависти мировых антивизантийских сил в России – набросилась на фильм с остервенением, невиданным, пожалуй, со времен перестройки. Вокруг «Гибели империи» развернулась дискуссия, охватившая практически все слои общества. Чуть ли не на следующий день после показа фильма в Интернете появились его фрагменты и даже стенограмма. Отмечая этот факт, один из блоггеров в своем сетевом дневнике иронично замечает, что вряд ли кому-то придет в голову также оперативно когда-нибудь выкладывать стенограммы передач Сванидзе.

Слово «перестройка» прозвучало выше отнюдь не случайно. В первых рядах критиков «Гибели империи» выступил бывший ректор РГГУ, историк Юрий Афанасьев, в небольшой статье в журнале The New Times кратко выразивший все претензии. Собственно, они свелись к единственному, если можно так сказать, аргументу: «Очень-очень гадкий фильм». Что в нем нашел «гадкого» Афанасьев? Естественно, выпады против Запада, патриотизм, апологию истинной веры – Православия, вообще стояние в традиции и, конечно, аналогии с «путинской реальностью». В этом небольшом всплеске виден фактически весь срез либерального сознания и все сигнальные точки. Они показывают, что либералам в принципе безразлична судьба России, ее какие бы то ни было достижения. Их задача – догнать современный Запад, практически уничтоживший все то немногое, чего добилась христианская Европа за свое существование.

Удар по западникам оказался предельно точным. В ходе дискуссии выяснилось, например, что многие из них просто не знают простого факта захвата и разграбления крестоносцами Константинополя в 1204 г. И это неудивительно: ведь об этом сегодня не принято говорить. Нынешний политический, экономический и социальный порядок преподносится как нечто само собой разумеющееся, единственно возможное, результат естественного хода развития передовой западной цивилизации. Между тем о. Тихон подчеркивает самую непосредственную связь рождения «духа капитализма» с гибелью империи. Тысячу лет Византия, чеканившая на лицевой стороне своих монет образ Господа Иисуса Христа, а на оборотной – профиль императора, «слуги Христа», удерживала мир от рабства дьяволу, подчинения мамоне. Западный дух наживы был немыслим не только без отхода от Православия, но и без следующего из него напрямую разграбления византийских сокровищ. «Именно несметными богатствами Константинополя был выкормлен монстр ростовщической банковской системы современного мира… В результате спекуляции константинопольскими реликвиями образовались первые крупные еврейские капиталы», – бесстрастно констатирует архимандрит Тихон.

А на все возможные возражения, упреки в «неисторичности» и «конспирологии» у него заготовлены весьма наглядные ответы. Так, о. Тихон утверждает: «Были вывезены бесценные святыни и произведения искусства, но еще больше варвары из Брюсселя, Лондона, Нюрнберга, Парижа попросту уничтожили – переплавили на монету или выбросили как хлам. И по сей день музеи Европы ломятся от награбленных византийских сокровищ». Сомневаетесь в этом? Тогда поезжайте в Европу и убедитесь в этом сами, – словно приглашает отец архимандрит. Вот, например, те самые кони имперской квадриги на входе в храм св. Марка, вывезенные из столицы империи. Попробуйте объяснить, как они там оказались, называя при этом вещи своими именами! Или вот в фильме звучит фраза: «Поначалу большая часть награбленного спешно свозилась морским путем в Венецию и Ломбардию (тогда отсюда и пошло слово «ломбард»)». Слово «ломбард», оброненное здесь как бы «кстати», столь же наглядно подтверждает авторскую правоту. Или другой – не названный прямо, но подразумеваемый пример, убеждающий не столько из фильма, сколько из непосредственной действительности: когда-то сербы отделились от империи. Сегодня Косово (по той же логике!) отделяется от Сербии.

Кто-то может упрекнуть автора фильма в пристрастности. Ведь и русские князья неоднократно плавали в Царьград с той же самой целью – пограбить богатых византийцев. Однако о. Тихон вовсе не обходит молчанием эти эпизоды. Он лишь оговаривается: «Русские поняли, в чем заключается самое великое сокровище Византии! Это было не золото, не драгоценные камни, даже не искусство и науки. Главным сокровищем Византии был Бог... И на это сокровище наши великие предки создали не банки, не капитал и даже не музеи и ломбарды. Они создали Русь, Россию, духовную преемницу Византии».

То есть одни выбрали хлам, а другие – храм. Вот и вся разница между Западом и Россией.

Конечно, западопоклонничество в России болезнь застарелая, и ее не искоренить одним (даже самым прекрасным и убедительным) фильмом. Но, во-первых, об этом следует постоянно напоминать молодым и говорить прямо – так или подобно тому, как сказал о. Тихон. Ведь замалчивание этой темы толкает новые и новые поколения молодежи в рабскую зависимость от западных ценностей. Во-вторых, об этом следует напоминать власть предержащим, среди которых немало тех, кто, исповедуя культ золотого тельца, строит в России ту самую политическую, экономическую и финансовую системы, которые не имеют ничего общего с нашей историей, с нашей национальной традицией.

Фильм о. Тихона не скрывает проповеднических задач. Абсолютно точно определяет его жанр – как поучение, наставление – Андрей Фефелов в газете «Завтра»: «По сути, фильм отца Тихона – укорененная в русской духовной традиции форма увещевания власть имущих при помощи метафорически точного и зримого сходства Московской Руси с Царством Нового Рима. Письмо псковского старца Филофея к Великому князю Василию, обращение митрополита Московского и всея Руси Макария к молодому Ивану Грозному, патриаршие послания Никона к царю Алексею Михайловичу – все они содержали в себе некий знаменательный и важный «византийский урок».

Действительно, либералы, которые, едва оторвавшись от еще не остывших телеэкранов, начали историческую критику «Византийского урока», тут же сели в лужу, поскольку фильм лишь отчасти исторический, гораздо в большей степени аллегорически-дидактический. Можно в этой связи вспомнить и язык оды XVIII в., где правитель и государство представлялись в неких условно-исторических образах. Вспомним знаменитое державинское:

Богоподобная царевна Киргиз-Кайсацкия орды!

Ода «Фелица», как мы помним, представляет собой описание придворного быта екатерининской эпохи под видом идеального царства некоей могущественной азиатской царевны с сопутствующей критикой придворных нравов. В связи с этим очевидно, что Византия в данном случае, несмотря на обилие достоверных исторических фактов, – только иносказание. Речь идет именно и только о России, России сегодняшней. Ода «Фелица», как известно, была услышана Императрицей. Автор был приглашен во дворец и осыпан милостями. Важно, однако, было не это, а то, что он получил возможность «истину царям с улыбкой говорить», как напишет позднее Гавриил Романович в своем итоговом «Памятнике». По-видимому, на это рассчитывает и архимандрит Тихон. И, думается, его послание тоже найдет своего адресата.

О. Тихон озвучил, в общем, очевидные для большинства образованных людей вещи. Но сделал это так, что его услышали все. Как те, кто полностью с ним согласен, так и те, кто не хотел бы, чтобы ему лишний раз напоминали об исконной порочности Западной цивилизации, служащей для любого либерала предметом слепого, бездумного обожания. Архимандрит Тихон сказал свое слово ярким, образным, современным языком накануне решающих перемен в руководстве страны, когда либеральный дискурс, вроде бы вытесненный с серьезных интеллектуальных площадок, вновь обрел голос и мощь, когда снова, впервые после событий в Сербии 1999 г., всерьез заговорили о единстве с Западом, об «общих ценностях». Фильм наставляет и предостерегает: «Византийцы должны были зарубить на носу, что Западу нужно только полное и безусловное религиозное и политическое подчинение. Непогрешимым для византийцев должен был стать не только папа, но сам Запад». Как ни странно, многие в руководстве страны до сих пор не только не зарубили этого на носу, но, кажется, готовы первыми встать в очередь за печатью, наносимой на чело и правую руку.

В ту же очередь, только с другого конца, готовы, похоже, встать и некоторые нынешние церковные представители, действующие от имени Православия. К ним обращено другое предостережение о. Тихона: «Последним и самым страшным ударом для Византии стала церковная уния с Римом. Формально это было подчинение Православной Церкви римскому папе в чисто прагматических интересах… Выгоды, полученные византийцами от этой сдачи идеологических позиций, оказались мизерными. Расчеты западнической партии не только не оправдались – они рухнули».

Именно с этим предательством веры отец архимандрит напрямую связывает духовную катастрофу, которая, думается, больше все-таки аллегория, адресованная нам, нежели «урок истории»: «Смысл существования византийцев был потерян. Это было последнее и главное, что разрушило страну. И хотя далеко не все приняли унию, но дух народа был сломлен. На место прежней жажды жизни и энергичной решимости к действию пришла ужасающая общенародная апатия и усталость. Народ перестал хотеть жить». «Но, несмотря на предательство отдельных иерархов, – вполне определенно намекает о. Тихон, – Православная Церковь устояла».

Иными словами, опасность духовного соглашательства с Западом не в том, что народ потеряет Церковь. Разумеется, «врата адовы не одолеют ее», как сказано Самим Христом (Мф. 16:18). Опасность в обратном: Церковь может потерять вверенный ей народ, который на предательство святынь все века реагирует одинаковым образом: потеря смысла существования, отсутствие желания продолжать свой род и даже свою собственную жизнь, предание себя различным порокам, хулиганство, апатия, цинизм, релятивизм, самоубийство, смерть. Даже те священники и иерархи Церкви, которые искренно полагают, что своей миссией на Западе они расширяют сферу влияния Православия, не учитывают, что тем самым теряют «то, что имеют», свой собственный народ, у которого размываются критерии идентичности, который уже начинает думать, что все религии и конфессии хороши, что их можно выбирать по своему вкусу и усмотрению. А поскольку вкус и усмотрение сегодня формируются масс-медиа, то понятно, что шансов выбрать Православие и спастись у них очень немного. Хорошо, если есть рядом пример верующих родителей, друзей или внутри звучит голос совести.

Или – из телевизора вместо обычных уроков толерантности и нравственной содомии преподаются «византийские уроки» и доносится голос архимандрита Тихона – голос истинно доброго пастыря, благодаря которому робкая надежда на обращение нашей прогнившей, нагламуренной западнической элиты еще теплится в сердцах. Пока жива еще Новая Византия, Россия, Третий Рим; пока еще приносится Бескровная Жертва.